— И умрут от зависти. Мне потребуются характеристики масок. И подробное описание.
— Сейчас вышлю.
— Еще нужны троекратные подписи всех участников под контрактом.
— Я в курсе. До начала выступления подписи будут.
— Хорошо. Транспорт?
— Транспорт предоставляет его светлость. В оба конца.
— Очень любезно со стороны его светлости.
— Судя по номеру, вы остановились в отеле «Макумба». Ждите, за вами прибудут.
Определитель номеров у Сандерсона стоял выдающийся: Тарталья связывался с гарант-секретарем из вирта, а не напрямую с гостиничного терминала! Лючано всегда с опаской относился к людям, которые снабжают свою технику системами удаленной слежки. Но не отказываться же из-за этого от выгодного контракта, который сам плывет в руки?
— Если возникнут вопросы — свяжитесь со мной еще раз.
Секретарь вежливо кивнул, прощаясь, и растаял в воздухе.
Наверняка виконт или кто-то из знакомых дель-Торья побывал на вечеринке у Шармаля-младшего. Возможно, даже «веселился» на эстраде. Что ж, гастроли начинаются удачно…
— Новое сообщение, синьор директор.
На странице гостевой книги зажглась свежая запись:
«Гай Октавиан Тумидус. Гард-легат ВКС Великой Помпилианской Империи. Персональный заказ. Срочно».
Тарталья скривился, словно по ошибке раскусил зернышко хинного лайма. Едкая горечь пополам с кислятиной, сводящей зубы, — сочетание не из приятных. Ничуть не больше приятности таило в себе воспоминание о давнем опыте работы с одним помпилианцем. Опыт этот стоил молодому невропасту трех лет заключения в Мей-Гиле. Правда, срок ему с «шестерни» скостили вдвое, и наказание он отбывал не обычным сидельцем, а подручным тюремного экзекутора. Но это дела не меняло. Лючано не любил вспоминать годы, проведенные за решеткой. Иногда он думал, что лучше было бы отсидеть в колонии от звонка до звонка, чем…
Хватит!
Усилием воли он воздвиг барьер на пути тяжелых воспоминаний. Глупо бередить душу. Прошлое не подправишь, как неловкий жест куклы. В одну и ту же реку нельзя войти дважды…
Зато можно дважды наступить на одни и те же грабли.
Проигнорировать заказ? Труппа занята, у нас аншлаг, ничем не могу быть полезен. Но, с другой стороны… Если время заказов виконта и легата не совпадет? Если удастся вписаться, выделив помпилианцу пару невропастов? Персональный заказ — это хорошие деньги. А с гард-легата мы три шкуры сдерем! Деньги нужны. Ты ведь знаешь, Тарталья, зачем тебе нужны большие деньги?
Знаешь.
Так чего привередничаешь?
Доводы «за» выглядели разумными и убедительными. Доводы «против»… Их не существовало, кроме дурацкой мнительности и личной антипатии. Для Человека-без-Сердца такие чувства — непозволительная роскошь.
«А может, ты боишься?» — спросил издалека маэстро Карл.
— Доброе утро, Тарталья!
— Это кулеш? Кулеш, да?
— Ой, оно шевелится! Я боюсь!
— Мамочки…
— Нет, это не кулеш… никакой это, братцы, не кулеш…
— Не буду я его есть. Оно само кого хочешь слопает!…
В трапезной на первом этаже завтракал «Вертеп». Кроме невропастов, за столиком в углу сидела четверка нагих брамайнов, с отрешенным видом поглощая рис из общего блюда. Аскеты поддевали рис деревянными лопаточками строго по очереди. Со стороны их завтрак производил впечатление религиозного ритуала.
Возможно, так оно и было.
Лючано сел за стол во главе труппы, придвинул ближе миску, содержимое которой отчетливо шевелилось, и запустил в еду узкую двузубую вилку. Выудив упругое тельце, он обмакнул его в острый соус…
Вся труппа завороженно глядела герою в рот.
— Пальмовые улитки в сыре, — сообщил он, распробовав. — Деликатес.
— Живые, да?!
Очень хотелось ответить утвердительно. Но Лючано сдержался: того и гляди, труппа голодной останется.
— Нет, дохлые.
— А почему шевелятся? — не унимался Никита. — Врете вы, Тарталья, смерти нашей хотите…
— Потому что миска с самоподогревом. На дне сырная масса кипит, наверх пузыри поднимаются. Думаете, стал бы я живой деликатес есть?
Последний довод показался невропастам убедительным. Степашка храбро ткнул вилкой в булькающую миску, с третьего раза подцепил-таки улитку и, зажмурившись, сунул в рот. Вскоре лицо его приобрело восторженно-обалделое выражение.
— Класс! Братцы, оно навроде ухи из ершей! Только с кислинкой и в нос шибает…
— А это что?
— Яйца с мозгами и сметаной.
— Чьи мозги-то?
— Твои, дурила…
— А это?
— Ебаб.
— Тарталья! Анюта, заткни уши…
— Ебаб — это хлебный суп. С изюмом и медом.
— Васька, гад! Сам затыкай уши! Тарталья, передайте мне капельку ебабу…
Глядя на директора и расхрабрившегося Степашку, навалившего себе гору всякой всячины, невропасты оживились, зазвенели посудой, переговариваясь с набитыми ртами. В итоге за двадцать минут они смели со стола все подчистую. Включая жареную саранчу с зеленой фасолью. О составе этого блюда Тарталью спросить забыли, а сам он благоразумно промолчал.
— Ну что, бездельники… — Лючано откинулся на спинку стула, махнув толстому лентяю-официанту, чтоб нес кофе. — Считайте, вам повезло. Есть заказ. Вот, смотрите.
Он выложил на стол интерактивные голограммы, полученные от Сандерсона.
Вернувшись в номер, он присел на кровать и сидел минут пять, собираясь с мыслями. А вернее, не решаясь выйти на связь.
Ладно, поехали.
Объемное изображение клиента возникло в комнате рывком, словно помпилианец хотел застать директора врасплох. В следующую секунду Лючано пожалел, что связался с этим хамом.